Правда, начал врач наркологического диспансера города Туапсе, врач психиатр-нарколог высшей категории Петр Сергеевич Яковлев с неприятного сообщения: «В нашем диспансере излечивают примерно одного из десяти обратившихся». Итак, десять процентов шансов? Очень мало; но это, конечно, не значит, что лечением у нарколога надо пренебречь. Рак вообще считается неизлечимым, но попробуйте свернуть онкологию; не будет врачей — так люди к шаманам пойдут, к шарлатанам. Пойдут к ним и больные наркоманией, потому что знают: она неотвратимо ведет к духовной или физической смерти. Итак, слово медику.

Лечить их безумно сложно, дорого и долго. Поэтому во многих странах мира уже и руки опускают. В Голландии раз решили «свободные зоны», где никого не преследуют по закону за употребление наркотиков. В США многих наркоманов не лечат совсем, а пересаживают на другие наркотики, менее вредные. Там, собственно, не занимаются лечением больных, там занимаются профилактикой. Это и телереклама, это и специально обученные полицейские (лучше оплачиваемые) — психологи в форме, которые могут научить, как не стать законченным наркоманом... Программы планируются и выполняются с большим размахом.

Нам это недоступно ввиду отсутствия средств у государства. Поэтому наши врачи концентрируют усилия на лечении конкретных больных. Очень многие к нам обращаются вовсе не потому, что прониклись идеей излечения, что родню жалко… Нет! Приходят, чтобы мы восстановили утраченную способность «ловить кайф». И — не удивляйтесь! — мы им помогаем. Дело в том, что, пока человек в состоянии ощущать смену положительных и отрицательных эмоций, он еще не потерян для общества, для семьи, для самого себя. Таких еще можно вылечить. Но если приходит человек с мертвым взглядом, которого и наркотик не расшевелит — то это, можно сказать, безнадежный больной.

Вот случай, который, возможно, вам покажется экзотическим, придуманным для прессы. Я имею в виду род занятий больного, который к нам не раз обращался за помощью. Это был бандит, который не скрывал от нас свою биографию (без откровенности больного лечения не будет).

Но для нас правонарушитель в палате — это не экзотика, а повседневность.

В день тысячи 2–3 надо на наркотики. Какая тут работа? Кто спекулирует, кто рэкетир, кто ворует. Крайне редко бывает, чтобы наркоман не был связан с криминальной средой. Наркотики сами — уже криминал. Конечно, были у нас и пациенты — не правонарушители. Просто люди с большими деньгами: врачи, художники, артисты, коммерсанты... Но таких единицы. Нормальному человеку, без бытовых проблем, не нужны наркотики. Это были люди на грани патологии, маргинальные личности.

А вообще-то, норма для нашего контингента — криминал.

Но вернемся к тому пациенту. Вылечиться ему надо было для того, чтобы продолжать привычный промысел. Потому что у него атрофировалась способность быстрого принятия решений, выработалось безразличное отношение к исходу воровских предприятий, лживость, подлость по отношению к коллегам...

Для врача больной — всегда больной. Мы пытались ему помогать — но бесполезно, потому что момент был упущен. Он и сам чувствовал: перспективы нет, уходил из больницы, затем возвращался. Кончил трагически: его «грохнули» свои — в банде не любят наркоманов. Для банды это балласт, угроза провала.

Мораль такова: даже угроза смерти (которую больной сознавал) не поможет тому, кто запустил болезнь.

Лечение, однако, может быть эффективным. Важна добровольность пребывания в больнице, отказа от потребления наркотиков. Добровольный характер лечения мы всячески культивируем; иной раз даже закрываем глаза на эпизодическое употребление наркотиков больным, потому что полный запрет, как правило, усиливал желание больного нарушить режим. Иной раз сами прописываем подобные наркотикам лекарства, чтобы сделать плавным переход к нормальному образу жизни.

«Ломка», которой все боятся, не так страшна, как ее изображают: мы умеем снимать страдания в первые дни после отказа от наркотика. Болезненных процедур не бывает.

Но, повторяю, эффективность лечения уничтожается тем, что к врачу обращаются на поздних стадиях. Признаки: безрадостное существование, апатия, неспособность воспринимать новую информацию. Нарушение познавательной деятельности уничтожает способность дальнейшего развития личности.

В дальнейшем можно говорить о шизофренизации наркомана. Личность выгорает. Перед нами — физиологический препарат без души. Возникает стена между наркоманом и окружающим его миром. Вот это и есть та стадия болезни, когда излечение можно рассматривать как событие в наркологии.

Другое дело молодежь, особенно подростки. С ними работать легче. Даже вопреки их возрастному неприятию режима, вопреки характерному для подростков слабоволию, эффективность их лечения выше раз в семь, чем у взрослых. Как правило, болезнь подростка просто не успевает зайти далеко по понятным причинам. Битый, старый наркоман — это возраст 22-25 лет. Более пяти лет при массивном употреблении наркотиков пациенты не проживают, умирают от передозировки, от заражения крови, от присоединившихся заболевания, типа вирусного гепатита, СПИДа.